«Потому что больше никто не решился»: о сборах на гуманитарную помощь, организованных твиттерской из России
Интервью с Несанечкой и Крейсеркой о сборах на гуманитарную помощь.
Базовые человеческие реакции на опасность 一 это бей или беги. Кто-то добавляет к ним и третью: замри. Война, развязанная твоей страной против мирного населения другой страны, политические преследования за антивоенную позицию и чувство неопределенности создают для нас ситуацию “опасности”. Мы слишком запуганы, чтобы “бить”. Кому-то удается бежать. Часть людей выбрала позицию “замереть”. Многие “замирают” от того, что не знают, как они могут помочь, а потому молча утопают в чувстве вины. Но есть те, кто выбрал другой, четвертый вариант: действовать. Мы поговорили с Несанечкой 一 российской твиттерской, которая организовывает сборы на гуманитарную помощь жителям Украины, а также с Аней Беляевой 一 украинкой, помогающей ей с этим.
! Из соображений безопасности мы не публикуем личную информацию Несанечки, включая ее имя, возраст и местоположение.
С начала года, когда появились данные западных разведок о возможной войне, на всех площадках от ТикТока до Твиттера висела напряженная атмосфера. Несмотря на то, что никто до последнего не верил в возможность войны, к 20-м числам февраля уже всем было ясно, что нужно что-то предпринимать. По словам Несанечки, до этого она никогда не занималась активизмом, однако “занималась благотворительностью в Корее, но там просто донатила в фонды”. Но уже в февральских довоенных твитах она пыталась разобраться, чем она может помочь.
- Как ты встретила 24 февраля?
- Я ехала в автобусе почти сутки, информацию очень обрывочно видела и воспринимала, не верила сначала и пыталась абстрагироваться.
Абстрагироваться на слишком долгое время не получилось: с самого начала она активно распространяла новости, информацию о местоположении бомбоубежищ, искала способы помочь деньгами. Изначально она публиковала на свою аудиторию в твиттере номера карт украинцев, которым требовалась помощь, но вскоре, когда переводить рубли стало невозможно, а карты людей стали блокировать за переводы в Украину, нужно было найти другой способ помочь.
- Почему ты решила начать помогать таким образом?
- Потому что никто не решился из ру-комьюнити на это, нужно было что-то предпринять.
И помощь стала более централизованной: Несанечка начала открывать сборы на различную гуманитарную помощь и выводить собранные средства через посредни_ц в Корее и Китае. Одной из таких посредниц стала Аня.
«Это мой дом, моя страна, наши люди. А как иначе?»
Аня Беляева (ник в Твиттере 一 Крейсерка) ーукраинская журналистка и преподавательница, которая уже несколько лет живет и работает в Китае. Она является авторкой многих текстов Дочерей Сиф, в том числе про Голодомор и про запреты абортов в Польше. Кроме того, с начала этой войны Аня вместе с другими журналистками организовала украиноязычное СМИ “Океан Мрiй”, главной редакторкой которого она является.
- Я из Харькова, Украина. Активистка. Волонтерю, наверное, начиная с совершеннолетия, то тут, то там. Часто, в принципе, на [одном] энтузиазме работаю. Работаю в детском саду, преподаю английский в Китае.
- Как ты встретила 24 февраля? Что ты чувствовала?
- [Когда началась война] время в Китае было обеденное. Я обычно в перерывах в Телеграм и твиттер заходила, ну там, шуточки почитать… И я сидела за столом в кафешке, просто заливаясь слезами и отрицая, что это на самом деле [происходит]. Харьков могла постигнуть участь ОРДЛО (Отдельные районы Донецкой и Луганской областей 一 прим. ДС) еще 8 лет назад, но как-то обошлось без “ХНР”, и 8 лет фоново была это мысль 一 а что если? Но я ее гнала. И вот теперь война у меня дома. Мне страшно, конечно же, мне страшно за родных и друзей там.
С начала войны Аня также преподает украинский язык для всех желающих русскоговорящих. Цена: донат в любой украинский фонд.
- Я собрала так чуть больше 45 тысяч гривен (больше 1500 долларов — прим. ДС). Это немного, но это честный труд. Потом мы объединили усилия с Сашей.
О том, как происходит процесс перевода денег нуждающимся девушки рассказывают так:
Несанечка: Я открываю сборы на те или иные нужды в рублях, как только сумма копится внушительная, пишу Ане. Аня связывается с посредником, мы выводим рубли. После этого рубли меняются в юани, а потом в гривны и рассылаются по фондам или локально.
Аня: … У меня есть счета в юанях и гривнах и мы так начали “гонять” деньги. В общем, сначала мы работали через специальные счета НБУ (Национальный банк Украины 一 прим. ДС).
На данный момент им удалось собрать около 700 тысяч рублей. Самые крупные донатеры, оставшиеся анонимными, отправили по 100 и 55 тысяч. Все сборы идут исключительно на гуманитарную помощь, поскольку сбор денег для ВСУ грозил бы Несанечке статьей о госизмене. Помочь удалось уже многим:
Аня: …Мы начали получать просто шторм просьб о помощи. Девочке в Чернигове перебило ноги. Одну ногу спасли, вторую не смогли. Ее нужно было довезти в Киев, потому что в Черниговской больнице не было ничего из-за обстрелов. Так вышло что мы наткнулись на нее и в твиттере, и отец девочки оказался кумом моего коллеги бывшего. И мы помогли, и вывезти и на операцию подкинули несколько тысяч. Были истории с эвакуацией, были сборы на солярку. Были донаты харьковским коммунальщикам. Недавно, вот, помогали с расходными материалами волонтерам-ветеринарам Харькова, которые сейчас на ипподроме помогают стихийному приюту: много животных брошено или убежало от испуга, [они] стерилизуют животных, прививают. Есть явно домашние.
Мы также донатили экопарку, зоопаркам разным, приютам. Помогали сбором на лицевые импланты, срочные операции.
«- Тримаєшся?» «- Як та шафка кухонна»
- Расскажи о семье.
- У меня там мама, папа, бабушка, брат и кошка.
Часть денег со сборов на гуманитарную помощь идет на Харьков, в котором находится семья Ани. Война оставила свой жуткий след на каждой украинской семье, и Анина не исключение:
- Наверное, сильнее всех война затронула Егора. Это мой брат. У него РАС, и для него эти перемены куда больший стресс, чем для нас всех. И, конечно, есть откаты. К нему возвращается спастика лицевых мышц, какая то зажатость, которая вроде уходила с терапией и занятиями гончарством. На это смотреть тяжело. Маме тоже непросто. Но она держится.
В ситуации постоянной опасности семейные отношения зачастую претерпевают изменения. Поддержка друг друга выходит на первый план:
- Из-за этой войны мы начали общаться с папой. У меня было непростое детство, много травм, и родительство часто было зафакаплено, но… Но как бы, не без психотерапии, конечно, но я смогла найти эти мостики. Я много думала и поняла, что даже человека, которому я в лицо говорила “ненавижу”, я не готова терять, и я не хочу потом ни о чем жалеть. Мы сблизились. Папа 一 портной. И я увлеклась шитьем, теперь у нас есть что обсудить и я, наверное, впервые за много лет слышу от папы что я молодец. Что у меня получается. И без страха прошу советов.
«Постоянно угрожают сломать ноги. Но не страшно, честно»
Антивоенный активизм любого рода в России может быть опасным. У всех на виду обычно находятся задержания за пикеты и другой уличный активизм, но это не значит, что все остальные сейчас в полной безопасности. Несанечку недавно вызывали в суд, ей помогает правозащитница: “Меня отбивает адвокатесса, очень сильно отбивает”. Кроме государства, на ее деятельность также обращают внимание и “неравнодушные граждане”: “Меня сливали в Телеграм-каналы и постоянно угрожают сломать ноги. Но не страшно, честно”.
По ее словам, поддержки от семьи она получает немного: мама относится без осуждения, а “остальные члены семьи предпочитают игнорировать тот факт, что в семье есть активисты”.
«Когда я вижу фотографии своего города, мне кажется, что любой помощи недостаточно»
Глава Харькова Игорь Терехов 23 марта сообщил о том, что российские войска разрушили около тысячи жилых домов. Обстрелы также привели к масштабным пожарам и другим разрушениям, включая пострадавшие архитектурные памятники. Ожидаемо, Ане это видеть очень тяжело:
- Я не знаю как удержаться тут от резких слов. Потому что иногда, когда я вижу фотографии своего города, мне кажется, что любой помощи недостаточно. И перед глазами алая пелена гнева. У меня проблем с агрессией нет, это у агрессии со мной проблемы.
Переживания усиливаются еще и от волнения за семью:
- Больше всех мне жалко бабушку. В Харькове у нас красивая “сталинка” . Светлая, с окнами большими. Эту квартиру в прошлом получил мой прадед по маминой линии, украинец, Кузьменко Павел Яковлевич, в том числе за героизм во Второй Мировой. Моя бабушка 一 его дочь. И мне очень горько осознавать что моя бабушка, отец которой сделал все, чтобы никогда снова, трясется от страха в коридоре квартиры, которую он получил буквально кровью.
Аня говорит, что ее семье повезло и они нашли убежище в подвале их дома: “подвал чистый, там есть туалет даже”.
На вопрос о том, могут ли россияне что-нибудь сделать, она ответила так:
- Я правда силюсь даже предположить, что надо сделать. Не знаю. Отдать путина под трибунал? Немедленно сложить оружие и отказаться выполнять преступные приказы, вернуть награбленное?… Репарации. Bare minimum. И даже, наверное не заикаться ни про “мышебратья” и “адиннарот”, не спрашивать будем ли мы дружить.
Под bare minimum в России сейчас попадает и отказ молчать о происходящем, с чем солидарна Несанечка:
- Хочешь передать что-нибудь тем россиянам, кто боится и молчит по поводу войны или боится что-либо сделать, чтобы помочь?
- Хочу. Очень. Я просто хочу сказать, что страх 一 это нормально, но гораздо страшнее прогнуться под систему и смириться с этим, страшно осознавать что твои руки тоже испачканы кровью, потому что молчание равно одобрению.
Интервью и текст: Юрченко Даря
